Эти прекрасные камни

"Полный бред, эта гонка! Работаешь как зверь, некогда отлить, задница мокрая. Едешь по чёртовой грязи, поскальзываешься... Это не гонка, а кусок дерьма."

В 1985 году, после потерянных в результате падения на велодроме шансов на победу, 27-летний голландец Тео де Рой смог охарактеризовать Париж-Рубе наиболее точно и ёмко. Даже сама по себе эта фраза врезалась бы в память, но ко всему прочему это был ответ на вопрос журналиста о том, будет ли он стартовать в следующем году. Ответ мог бы покорить сердце этой наиболее брутальной однодневки из всех существующих:
"Конечно, это же самая красивая гонка в мире!"

Брусчатые классические однодневные гонки в основном сосредоточены рядом и по времени года, и по географическому положению. Две крупнейшие и известнейшие из них, Тур Фландрии и Париж-Рубе, редко упоминаются вне одного контекста, несмотря на то, что они совершенно разные по концепции. Де Ронде справедливо называют "Vlaanderen's Mooiste", что означает "Красавица Фландрии", в то время как французскую классику величают "L'Enfer du Nord" ("Северный Ад").

Такое прозвище для самой жестокой и зловещей из брусчатых классик кажется вполне уместным.

Можно подумать, что это название происходит именно от сочетания сложности дорог и суровой погоды, зачастую сопровождающей гонку. Однако это, уже ставшее легендарным, имя было приобретено французской классикой по следам других, куда более масштабных и драматичных событий. В 1919 году, через год после окончания Первой Мировой, организаторы гонки решили проехать по маршруту, чтобы проверить состояние дорог в районе разрушенного войной региона Нор-Па-де-Кале. Они выехали из Парижа в сторону севера и вскоре встретились с настоящим земным адом. Спортивная газета L'Auto описывала увиденное: "Мы въезжаем в центр боевых действий. Здесь нет ни дерева, всё сровняли с землёй! Ни единого живого места, ни единого уцелевшего клочка земли. Всё усеяно воронками от снарядов. Всё, что есть целого в этом месиве - это кресты с сине-бело-красными лентами. Самый настоящий ад."

Сложно не сравнивать Париж-Рубе с войной. Это настоящая рубка в борьбе за позицию, хаос, всегда присутствующий элемент удачи, благосклонной к победителям и отворачивающейся от неудачников; это концентрированная жестокость. Но нужно помнить и о том, что существуют вещи намного, намного ужаснее, чем безобидные эпитеты, описывающие однодневную гонку по древним каменным дорогам.

В Туре Фландрии, в его безумии, всё же есть толика системности. В этом королевстве ветра и брусчатых подъёмов присутствует определённая логика, позволяющая хоть как-то предугадать развитие событий и выстроить стратегию ведения гонки. Рубе совершенно иная. Иная на расстоянии световых лет от других гонок. После первого знакомства с булыжными бергами Тура Фландрии я решил что это неплохая репетиция для Рубе, и, довольный, прикатил во Францию для штурма Северного Ада в 2009. Оказалось, что я и близко не был готов к нему.

Можно прочитать уйму статей и репортажей, полных метафор и гипербол, можно изучить сотню характерных фотографий, прочесть все цитаты великих и не особенно гонщиков, прошедших через жернова Париж-Рубе, но ничто из этого не сможет подготовить вас к тому моменту, когда ваше переднее колесо касается первых паве в северной Франции. И что бы ни было написано выше, можно смело умножать это на три, когда мы говорим об Аренбергском лесу (Trouee D'Arenberg).

Если говорить об ощущениях, которые испытываешь на мощёной камнем трассе по дороге к велодрому Рубе, можно охарактеризовать их по-простому: "костотряс". Сильнейшая вибрация всего тела, неистовое долбление каждой кости и мышцы. Каждое соприкосновение велосипеда с очередным булыжником отзывается землетрясением во всех частях тела, начиная стандартно руками, ногами, кистями рук и областью седла и заканчивая даже внутренними органами - таким мощным на пробу оказывается это воздействие. И это всего лишь первый сектор.

Секция за секцией, это ощущения накапливаются. И по мере преодоления дистанции переходят в конкретную боль, которая не отзывается только в каком-либо одном месте (похоже, что это место различно у различных гонщиков, в зависимости от посадки), зато по всем остальным органам бьёт просто наотмашь. Брусчатка Париж-Рубе испытывает такими предельными ощущениями, которым ни один из даже самых выносливых спортсменов не пожелал бы подвергаться изо дня в день. И ко времени четвёртого сектора от финиша, ключевого в гонке Каррефур де л'Арбр (Carrefour de l'Arbre), весь твой вагон энергии и силы давным-давно израсходован, там, полдюжины секторов назад, на другой монструозной паве - Монс ан Певель (Mons en Pevele). К моменту прохождения того самого, одинокого кафе в финале этой завершающей, сложнейшей 5-звёздочной секции, у тебя в арсенале остаётся ужасающе мало: исключительно остатки воли, которым предстоит последний мучительный и изнурительный марш-бросок.

Я помню своё первое преодоление Каррефур. Обе руки были в огромных мозолях, приобретённых по ходу дистанции и сорванных на Монс ан Певель, который, на мой взгляд, вообще вряд ли заслуживает звания "дорога". Это, по сути, просто камни, проложенные в поле и соединяющие предыдущую и следующую часть дистанции. Пять брусчатых секторов с открытыми ранами на руках, и затем Каррефур. Я закрывал глаза, я искал наиболее приемлемую траекторию в этом непроходимом, переключал внимание на руки, на плечи, на кисти. Всё, только чтобы отвлечься от мыслей о том, сколько ещё впереди этого мрака. И, фактически, единственное что я мог делать - просто механически педалировать, продолжать педалировать изо всех этих осколков воли. Это было страшным испытанием.

Преодоление трассы Париж-Рубе без любви к этой гонке - идиотизм. Это бесконечное бессмысленное самоистязание. Без истории и ореола величия этих дорог камни, вымостившие их, - просто безликие монстры.

Тот первый раз, когда я смотрел Северный Ад вживую, как болельщик, был Событием. Время от старта до финиша, эти 6 часов, пролетели как мгновение. Я посмотрел грандиозный финиш. Побывал в центре большой вечеринки в честь гонки в центре Рубе, на которой были выпиты тонны не самого лучшего бельгийского пива Jupiler. Затем решил пройтись к секторам.

После того как все фаны, дети, обычные зеваки разойдутся по домам, камни останутся на месте. Останутся величаво лежать на тех же самых местах, которые занимают уже столетия. Будут терпеливо ждать, в основном позабытые, следующего апреля. Это не дороги Фландрии, которыми пользуются ежедневно. Дороги Париж-Рубе в течение года используют только фермеры и случайно забредшие. Эти дороги - реликвия, превращённая в настоящую святыню видом спорта, проповедующим преодоление человеком физических и психологических границ.

У меня всегда были смешанные чувства в отношении этой гонки, нечто среднее между восхищением и отторжением. Однако в тот день, когда я впервые был непосредственным её свидетелем, я осознал её магию. Я почувствовал её. В ту минуту камни под ногами, бывшие странной формы булыжниками, кое-как проложенными пьяными строителями века назад, превратились в странной формы булыжники, вмещающие в себя невероятную квинтэссенцию истории, боли, успеха, страданий, поражений, неудач, величия и легенд. Эта гонка так особенна, так тяжела - благодаря каждому из этих камней. Эта брусчатка почти та же, что и в 1896, в первый год проведения соревнований. За эти сто двадцать лет изменилось всё, кроме двух главных составляющих Париж-Рубе - этих камней и страданий гонщиков.

Для того, чтобы действительно понять величайшую из классических велосипедных однодневных гонок, нужно увидеть её. Почувствовать её. Изучить самому. Смотреть гонку по ТВ, читать о ней - это здорово, но это всего лишь первый шаг к её пониманию.

Это не просто ещё одна гонка. Королева классик это совершенно особенное событие, сложнейшее испытание из всех. Спектакль театра жестокости и превозмогания. Непопулярное место, где не увидишь ни толп красующихся и довольных собой любителей, ни запоминающихся достопримечательностей. Уникально суровый тест на выживание безо всяких прикрас. Лучшее место для велосипедиста.

В каждой влюблённости есть Тот Самый Момент. Для меня он случился поздним воскресным апрельским вечером. Я сидел на брусчатой дороге в коммуне Сизуэн, в 15 километрах от Лилля, на северо-востоке Франции. Последний гонщик финишировал 20 минут назад.